Клиент и первичный запрос
Около сорока лет, женат вторым браком, двое детей (от первого брака детей нет). В браке счастлив. Успешен как сценарист, проекты выбирает сам, гонорарами доволен. Проблем с творчеством не испытывает. На проблемы в интимной сфере не жаловался.
На протяжении последних трех лет безуспешно пытается помочь младшему брату избавиться от алкогольной зависимости. Помощь носит характер «рабочего присутствия». Клиент приезжает к брату с запасом бумаги и ручек, освобождает пространство от пустых бутылок, прогоняет собутыльников и устраивает на кухне рабочий кабинет.
Кл. Я надеялся, что мое рабочее присутствие его очухает. Раньше, когда он вуз никак не мог закончить, это помогало. Я приезжал, работал, и Л. быстро собирался с мыслями, садился за книги, готовился к экзаменам. Сейчас не помогает. Я быстро втягиваюсь в работу, ухожу с головой в текст. Моргнул – половина тетрадки исписана. А мой кадр уже успел наклюкаться.
В какой-то момент клиент понял, насколько эта борьба его истощила и пришел «разобраться в масштабах последствий». Заметим, что запрос касался самого клиента, но не его брата. Не было высказываний вида «помогите на него повлиять».
Запрос, в целом, был лишен конкретики – клиент просто хотел «выговориться» после трех лет безуспешной борьбы с зависимостью родного брата. Это тот случай, когда практика свободной речи помогает восстановить душевные силы и расставить опыт по полочкам.
Симптомы
Имеется психосоматика.
Во‑первых, тремор рук. Каждый раз, когда в присутствии клиента брат напивался, на следующее утро у клиента тряслись руки. Напрашивается очевидная интерпретация: происходила бессознательная идентификация с братом, клиент психосоматически инсценировал похмелье.
Во‑вторых, клиент мог подолгу «вхолостую думать над проблемой».
Кл. Жена спросила про цвет обоев. Или занавесок. Не помню уже. И я стал честно думать, что там с цветом не так. Когда И. меня потормошила, я понял, что тупо сижу с умным видом. В голове пустой мешок для пылесоса, мыслей никаких, тишина, птички поют. И так постоянно! Начинаю мозговать на житейские темы и незаметно для себя сваливаюсь в тишину с птичками.
«Тишина», но «птички поют»; «Тупо», но «с умным видом» — противоречивые конструкции, указывающие на актуализацию законов бессознательного (регрессия от переутомления), на внутреннюю противоречивость, на вытеснение агрессивного влечения с преобладанием вихревых форм сопротивления.
Также в высказывании фигурирует цвет обоев. В дальнейшем оказалось, что созерцание или внутренняя визуализция цветовых палитр вызывает у клиента описанную выше реакцию.
Меры предосторожности. Временное отключение восприятия и «тишина с птичками» может указывать на абсансную эпилепсию (типичный абсанс характеризуется кратковременным отключением сознания) или проблемы с кровоснабжением мозга. Клиент прошел медицинское обследование. Органических проблем выявлено не было — можно продолжать анализ.
Рассказы о жизни, семье, работе приносили клиенту определенное облегчение. Особенно благотворно влияли на него «устные мемуары» о совместных с братом приключениях и передрягах. После таких рассказов клиент уходил бодрым, в легкой задумчивости, потому что «чувства вины и усталости стало на пару мешков легче». Психосоматика помешала клиенту реализовать первичный запрос, то есть свободно выговориться. Постепенно стало нарастать сопротивление, симптоматика обострилась. В середине рассказа у клиента могли затрястись руки, и он был вынужден делать паузы, чтобы успокоиться. Или клиент внезапно замолкал и сидел с задумчивым видом – отдыхал, слушая «тишину и птичек».
Вспомогательный стимульный ряд
Сеансы проходили очно, в психологическом центре, предоставляющем кабинеты в аренду. В течение дня в одном кабинете могли принимать разные специалисты. Одна из коллег оставила на столике набор для теста Люшера. Их заметил клиент, притом именно в момент «абсанса» (что лишний раз доказывает психосоматический, а не органический характер этого явления).
Клиент задумчиво тасовал «колоду», пока внезапно не вытянул вперед руку с зеленой карточкой, словно хотел удалить с поля футболиста‑дальтоника. Было трудно сказать, кому конкретно клиент показывает карточку. После демонстрации карточки клиент продолжил выговариваться. Спустя какое‑то время клиент снова замолчал, впал в задумчивость и примерно с равным интервалом продемонстрировал фиолетовую, красную, зеленую карточки. С этого момента на протяжении нескольких сеансов клиент продолжал высказываться во время молчания, используя карточки. То есть цветовой ряд определенно играл роль немой речи, как и психосоматика.
Всего за четыре сеанса показано 42 карточки. Аналитик зафиксировал последовательность цветов. В высказываниях отсутствовал коричневый цвет. Однако всегда после демонстрации красной карточки демонстрировалась зеленая. Пара «красный – зеленый» встретилась 11 раз, то есть заняла больше половины цветового кода. Для нас этот инвариант важен.
На субстрактивной шкале цветов произвольное сочетание зеленого и красного дает грязный цвет, близкий к черному или темно-серому. Получить ярко-коричневый, смешивая зеленый и красный, довольно непросто. Значит, клиент воспринимал цвета не напрямую, а сквозь призму словесных представлений, через поле языка.
Конфронтация
Клиенту предложено рассказать, какие эмоции у него вызывает каждая карта из набора. Карточки лежали на столе в два ряда по четыре. Клиент в случайном порядке выбирал карту и рассказывал об ощущениях, не тратя более трех‑четырех слов. Желтая карточка удостоилась небольшого рассказа: клиент вспомнил, что потолок в его детской спальне был покрашен в ярко‑желтый цвет и он хвастался перед одноклассниками этим фактом. Красный цвет у клиента ассоциировался со «вспышкой гнева». Заметим – не с гневом или злостью, а именно со вспышкой, то есть аффектным импульсом, который часто сопровождается физическим действием. Зеленый вызывал «чувство вины и стыд, потом омерзение». Коричневую и серую карточки клиент пропустил.
Тогда клиенту было предложено вновь высказаться по поводу карт, но уже строго по порядку. На коричневом цвете клиент ушел в длительные размышления. Спустя примерно десять минут у него затряслись руки, но тремор быстро исчез. Наконец клиент тихо произнес: «А это мой брат. Знакомьтесь. Человек‑говно».
Далее последовал довольно эмоциональный монолог клиента, из которого стало многое понятно. Приводим сокращенную и цензурную версию.
Кл. Когда я в очередной раз сидел у брата, к нам приперся какой‑то его дружбан, сильно поддатый. Пытался меня выгнать. Л., как баклан последний, глазами хлопал и ничего не мог сказать. Хотя трезвым был! Может, пьяным он бы и вмешался. Он всегда, когда пьяный, честь семьи лезет защищать. Дружбан тем временем заперся на кухне и поставил грязный пакет с бутылками прямо на мой сценарий. Я первый раз вежливо попросил. Этот охламон пообещал моим сценарием подтереться. Больше вежливо я не просил. Полупьяный громила убегал с фингалом от меня, человека в меру интеллигентного. Потом я грозился, что сдам брата в частную наркологичку. У нас есть друг семьи, нарколог, он давно предлагал свои услуги в этом вопросе. Брата бы никто спрашивать не стал, мигом бы в чувство привели. Конечно, никуда я его не сдал, мне бы потом друзья всю плешь бы проели. Мол, это ж твой брат, о нем заботиться надо. Обо мне вот никто никогда не заботился. Чем я только в детстве не болел, а родители особо лечением не занимались. Зато к Л. по любому чиху врачей вызывали. И меня в сиделки порывались к нему записать, да только я, сколько себя помню, бунтарем был. Пару раз родители пытались скандал устроить, чтобы меня к семейному очагу привязать, но умные люди были: быстро поняли, что это бесполезно. И когда я бросил приличное издательство ради сомнительного контракта с киношниками – тоже ничего не сказали. Но с тех пор смотрели как на больного.
Клиент помолчал и произнес фразу, которая точно иллюстрирует идею идентифицированного (назначенного) пациента.
Кл. Меня до сих пор удивляет: почему больной он, а сдаю психоанализы я? Как будто это брат‑алконавт меня лечиться отправил! И я хожу, больного изображаю! Я же не больной?
А. (молча качает головой)
Кл. Ну вот же! А потом еще рассказывают: не обижайте слабых, заботьтесь об убогих. Да все зло от них, век бы их не видеть! Ну вот. Опять я разозлился.
А. Когда вы в последний раз злились?
Кл. Ну вот тогда, год назад и злился.
А. Здесь злиться можно. Вы же хотели разобраться, внести ясность.
Кл. Внес ясность. Зла не хватает.
А. Раз не хватает, надо восполнить недостачу. Злитесь, кто вам запрещает [злиться]?
Кл. Ясно кто…
Но вслух ни тогда, ни на следующем сеансе клиент так и не огласил список запретителей. Как только дрожь в руках перестала беспокоить клиента, он вышел из анализа. Но, как потом оказалось, не окончательно.